Фамильная честь Вустеров - Страница 58


К оглавлению

58

     – По самым доброжелательным оценкам,  он  в двадцать семь раз тупее  и безнадежнее меня. Его тупость начинается там, где моя кончается. Может быть, вы сочтете, что  это сильно  сказано, но  он  еще тупее  и безнадежнее,  чем Гасси.

     Она с видимым усилием подавила вспыхнувший гнев.

     – Ладно, оставим это. Важно другое:  Юстас Оутс идет по моему следу, и я должна, не теряя времени,  найти  для его каски более надежное  хранилище, чем мой комод. Я и оглянуться  не успею, как полиция нагрянет обыскивать мою комнату. Как вы думаете, где ее лучше всего спрятать? 

     Я со скукой отмахнулся от ее глупостей.

     – А,  к черту, сами  шевелите извилинами. Вернемся к главному вопросу: где блокнот?

     – Господи, Берти, до чего вы  мне надоели с этим блокнотом. Неужели вы не способны ни о чем другом говорить?

     – Не способен. Где он?

     – Вы будете  смеяться, когда узнаете. 

     На моем лице  застыло  каменное суровое выражение. 

     –  Возможно,  я  когда-нибудь  снова обрету способность смеяться –  для этого мне  надо уехать  подальше от этого  дома ужасов,  но чтобы я засмеялся сейчас? И не надейтесь. Блокнот где?

     – Ну уж  если вам  так хочется  знать,  пожалуйста: я  положила его  в серебряную корову.

     Наверно, всем приходилось  читать в романах,  что у героя  потемнело  в глазах  и  все  поплыло  и  закружилось.  Когда  я  услышал эти  слова,  мне показалось,  что  стоящая  передо  мной  Стиффи   потемнела  и  закружилась. Казалось, я гляжу на негритянку, которая то появляется, то исчезает.

     – Вы... куда вы его положили?

     – В серебряную корову.

     – Но почему, черт возьми, почему?!

     – Просто так.

     – Как  же мне его теперь достать?

     На  губах юной авантюристки заиграла легкая улыбка.

     – А, к черту, сами шевелите  извилинами, – ответила она. – До скорой встречи, Берти.

     Она убежала, стуча каблучками, а я бессильно повис  на перилах, пытаясь очухаться от этого  кошмарного  удара. Мир  продолжал  плыть и кружиться,  и немного  погодя  я сообразил,  что  ко мне  обращается  плавающий в  воздухе дворецкий.

     – Прощу прощения,  сэр.  Мисс Мадлен  просила  меня передать вам,  что будет очень рада, если вы сможете уделить ей несколько минут.

     Я  посмотрел  на  него  невидящим  взглядом,  как осужденный глядит  на тюремщика, который  пришел на рассвете к нему в  камеру объявить, что сейчас его расстреляют. Конечно, я понимал, что означает это  приглашение. И голос, сообщивший о  приглашении, узнал – это был голос  Судьбы. Только одно может обрадовать Мадлен Бассет, если я уделю ей несколько минут.

     – Мисс Бассет желает меня видеть?

     – Да, сэр.

     – А где мисс Бассет?

     – В гостиной, сэр.

     – Ну что ж, отлично.

     Я призвал на  помощь  все мужество Вустеров и  вновь  стал самим собой. Высоко поднял голову, расправил плечи.

     – Указывайте путь, – сказал я дворецкому, и он повел меня.

Глава 10

     Звуки тихой печальной музыки, доносившиеся из-за двери гостиной, отнюдь не способствовали  поднятию духа,  а когда я вошел и  увидел Мадлен Бассет у пианино, за  которым она сидела, поникнув  как цветок, мне  сразу захотелось дать деру. Однако  я  сдержал  порыв и запустил пробный  шар,  спросив,  как делишки.

     Она будто  и не слышала, судя по виду.  Поднялась с табурета, постояла, грустно глядя  на меня,  совсем как Мона Лиза, когда  в одно прекрасное утро почувствовала, что ей не перенести все скорби мира. Я уже хотел перебить это настроение, заговорив о погоде, но тут она произнесла:

     – Берти...

     Но это была лишь искра во тьме. Видно,  предохранитель перегорел. Снова воцарилось молчание.

     – Берти...

     Очередное фиаско. Ничего  не получалось. Я начал немного нервничать. Мы уже  однажды  изображали  с  ней  свидание  глухонемых, это  было  летом,  в "Бринкли-Корт", но тогда  во время длиннейших пауз мне удавалось маскировать неловкость сценической пантомимой. В последний  раз  мы  беседовали, как вы, возможно, помните,  а может быть, и нет, в  столовой "Бринкли-Корт", где был подан холодный завтрак, время от  времени  можно было взять яйцо под  соусом карри или тертый сыр, и это  очень помогало. Сейчас в отсутствие закусок нам оставалось лишь смотреть друг на друга, а это вызывает замешательство.

     Ее  губы  приоткрылись.  Сейчас  слова  вырвутся  наружу.  Она  сделала глотательное движение, готовясь к новой попытке.

     – Берти, я  хотела  видеть  вас... я просила вас  прийти,  потому  что хотела сказать... хотела  сказать вам... Берти,  я порвала с  Огастусом,  мы больше не жених и невеста.

     – Знаю.

     – Как, вы все знаете?

     – Да, он мне рассказал.

     – Тогда вы знаете, зачем я просила вас прийти. Я хотела сказать...

     – Что сказать?

     – Что я согласна.

     – Согласны?

     – Подарить вам счастье.

     Казалось, у нее болит горло, она опять заболела ангиной, как в детстве, но, сделав еще несколько глотательных движений, она все же произнесла:

     – Берти, я выйду за вас замуж.

     Наверно,  после  такого признания  большинство  мужчин  сочли  бы,  что бессмысленно  противиться  неизбежному,  но  я  не  сдался.  Когда  на карту поставлено  самое  дорогое,  что  у  вас есть  в  жизни,  нужно  бороться до последнего, иначе потом будешь рвать на себе волосы.

     – Как  это благородно с вашей стороны,  – вежливо  отозвался я. –  Я высоко ценю оказанную мне честь, и  так далее. Но хорошо ли вы подумали? Все ли  взяли  в соображение? Вам не  кажется,  что поступили слишком жестоко  с нашим бедным Гасси?

58